— Что вы такое говорите, сэр? — ужаснулась женщина.
— Повторяю то, что мне разъяснили господа инженеры, а они свое дело знают… на пригородном заводе. Ваш мистер Смит стащил в пакгаузе такую дьявольскую штуку, которая, считай, уже отправила его к праотцам. Пусть передаст им привет от местной власти. У меня там есть «подопечные», которым я помог туда попасть.
— Это же лечебное средство, сэр! — запротестовал похититель.
— Лечебное, — усмехнулся шериф, — против такой болезни, как твоя неудачная жизнь, негодяй, и всей твоей семьи тоже. Вот так, леди и джентльмены!
— Как? Что вы такое говорите? — еще больше побледнел похититель. — И моя семья тоже?
— А как же! Ты, должно быть, неграмотный? О нейтронной бомбе слыхал?
— Что-то там болтали. И даже читал где-то…
— Болтали и писали, что все останется нетронутым, кроме живности. А живность в твоей паршивой квартире известна: ты да твоя семья. Вот так.
— Сэр! — запротестовала несчастная женщина. — А как же дети? Вы не имеете права так шутить! — И она заплакала.
Мы ушли.
Когда-то, путешествуя по Арктике, я записал наиболее интересные беседы, рассказы, воспоминания и опубликовал потом «Полярные новеллы». Но тогда я не рискнул включить некоторые из бесед в кают-компании, которые уносили нас не только за пределы Арктики, но и за пределы нашей планеты. Однако именно они отозвались потом на всей моей жизни. Потому с особым чувством я снова переношусь на родной мне борт «Георгия Седова».
— Сегодня вечером устроим встречу с учеными, — сказал однажды Борис Ефимович.
Я знал, что вместе с палеонтологом Низовским к нам на корабль перебрался географ Васильев, руководитель экспедиции на дальний архипелаг.
Кроме того, у нас на борту был… астроном.
Он попал на «Седова», когда корабль стоял в Устье.
Я вышел тогда рано утром на палубу, чтобы хоть издали посмотреть на материк. Ведь я не видел его уже несколько месяцев.
Узенькая дымчатая полоска на горизонте…
Но все-таки это краешек Большой Земли!
На воде, такой же оранжевой, как занявшаяся заря, показался моторный катер. Он шел от берега.
— Новые пассажиры, — сказал мне старпом, — три человека. Астрономическая экспедиция.
— Астрономическая экспедиция? Здесь, на Севере? Зачем?
Старпом ничего не мог разъяснить.
Подошел катер. По сброшенному штормтрапу на палубу поднялись трое.
Первый был низенький, широкий в кости, но худощавый человек в роговых очках. Я заметил чуть косой разрез необычно продолговатых глаз на скуластом, сильно загорелом лице, с выпуклыми надбровными дугами, делавшими выражение его несколько странным.
Очень вежливо поклонившись мне еще издали, он подошел и представился:
— Крымов Евгений Алексеевич. Астроном. Высокоширотная экспедиция. А это — Глаголева Наташа… То есть Наталья Георгиевна. Ботаник.
Измученная девушка в ватной куртке слабо пожала мне руку. Вахтенный помощник Нетаев сразу же отвел ее в приготовленную каюту.
Третий пассажир был юноша, почти мальчик. Он очень важно распоряжался подъемом вещей из катера.
— Пожалуйста, осторожнее. Это приборы, научные приборы! — кричал он. — Говорю вам, приборы! Понимать надо!
Приборы уже лежали на палубе. Ничего похожего на телескоп я не заметил.
Что делает астрономическая экспедиция в Арктике? Разве отсюда лучше видны звезды?
Вечером, пользуясь стоянкой в порту острова Дикого, Борис Ефимович пригласил своих гостей — ученых — в салон.
Буфетчица Катя принесла шпроты из заветных запасов. На столе появился капитанский коньяк.
Ученые, включая ботаника Наташу, теперь уже розовощекую и бойкую, с удовольствием отдали должное и закускам и напитку.
Я спросил Крымова:
— Скажите, какова цель вашей астрономической экспедиции?
Протягивая руку к шпротам, Крымов ответил:
— Установить существование жизни на Марсе.
— На Марсе! — воскликнул я. — Вы шутите?
Крымов удивленно посмотрел на меня через круглые очки.
— Почему шучу?
— Разве можно наблюдать отсюда Марс? — спросил я.
— Нет, в это время Марс вообще плохо виден.
— Астроном и ботаник изучают Марс в Арктике, не глядя на небо? — Я руками развел.
— Марс мы изучаем у себя в обсерватории в Алма-Ате, а здесь…
— Что же здесь?
— Мы ищем доказательства существования жизни на Марсе.
— Это очень интересно! — воскликнул Низовский. — Я с детства увлекаюсь марсианскими каналами. Скиапарелли, Лоуэлл! Эти ученые, кажется, занимались Марсом?
— Тихов, — внушительно сказал Крымов, — Гавриил Адрианович Тихов!
— Создатель новой науки — астроботаники! — бойко вставила девушка.
— Астроботаники? — переспросил я. — Астра — звезда… И вдруг ботаника! Что может быть общего? Не поднимаю.
Наташа звонко рассмеялась.
— Конечно же, звездная ботаника! — сказала она. — Наука, изучающая растения других миров.
— На Марсе, — вставил Крымов.
— У нас при Академии наук Казахской ССР создан сектор астроботаники, новой советской науки, — гордо пояснила Наташа.
— Как же астрономы и вдруг в Арктике очутились? — спросил капитан.
— Видите ли, — сказал Крымов, — нам приходится искать условия, сходные с существующими на Марсе. Он в полтора раза дальше от Солнца, чем Земля. Атмосфера его разрежена, как у нас на высоте пятнадцати километров. Климат там резок и суров.
— Вы только подумайте, — вмешалась Наташа, — на экваторе днем там плюс 20, а ночью минус 70 градусов.