— Океаны! — догадался я. — Но разве могут взорваться океаны?
Впоследствии мне привелось задать этот вопрос одному из крупнейших физиков современности, принимавшему участие в создании атомной бомбы, самому Нильсу Бору. А тогда…
Тогда аспирант достал из кармана стекловидный кусок.
— Это тектит, — сказал он. — На его поверхности видны следы прохождения атмосферы, так называемые регаглипты, доказывающие его космическое происхождение. Но состав тектитов говорит, что они возникли из о с а д о ч н ы х п о р о д, они могли образоваться на дне или на берегу океанов.
— На другой планете?
— На планете Фаэтон. Обычные метеориты — это осколки соударяющихся частей распавшейся планеты; постепенно под влиянием притяжения Юпитера и Марса они разошлись, распределившись по законам небесной механики по кольцу. А тектиты… может быть, это — п е р в и ч н ы е о с к о л к и, образовавшиеся в момент взрыва… и именно тогда долетевшие до Земли.
— Но Земле не угрожает такой взрыв?
— Ученые считают, что наша планета, как естественное образование, устойчива, но…
Я выжидательно смотрел на аспиранта.
— Потому я и хотел прочесть вам письмо журналиста Роя Бредли.
— О чем?
— О взрыве атомной бомбы… над африканским городом.
— Но этого еще не было! — запротестовал я.
— Пока не было, но… может быть. Рой участвовал в нашей экспедиции за тектитами. Мы много говорили с ним. Он сказал, что напишет мне… и я помогу это опубликовать. Он напишет о том, что может случиться в любую минуту, если накалять положение и дальше.
— Читайте.
И он стал читать.
Я забыл, что слушаю его и где нахожусь…
«…Я обещал вам написать о ней… Что ж…
Лианы тогда завидовали мне. Они свисали отовсюду, хватали за ноги, били по лицу, цеплялись за руки…
Я шел впереди по звериной тропе и отводил в сторону живые шнуры непроходимого занавеса.
Эллен шла сзади и напевала.
Нагло любопытные обезьяны рассматривали нас сверху. Они перескакивали с дерева на дерево, как легкие тени. Я следил за ними, но не мог разглядеть кроны деревьев. Куда-то вверх уходили могучие стволы, с которых свисали темные рыжие бороды мха.
Цветы были повсюду: вверху, сбоку, под ногами. Кощунством казалось на них ступить. Противоестественно яркие, с влажными бархатными лепестками, жадными и мягкими, с пестиками на длинной поворачивающейся ножке, свисающие с ветвей, осыпающие пыльцой, или жесткие, с острыми тонкими лепестками, с виду нежными, но режущими, с иноцветной серединой — цветок в цветке… Дурманящие орхидеи — любовные взрывы природы всех оттенков радуги, завлекающие краской и запахом, красотой и желанием, провозвестники будущих семян жизни… Сумасшедшие африканские цветы! Казалось, что они живут в неистовом ритме движения и красок, породившем исступленные негритянские танцы. Я мог поклясться, что цветы двигались, они заглядывали в лицо, они пугливо отстранялись или пытались нежно задеть за щеки, прильнуть к губам, они шумно вспархивали, взлетали… Конечно, это были уже не просто цветы, а… попугаи, но они были подобны цветам — такие же яркие, но еще и звонко кричащие.
Обезьяны перебегали тропинку, показывая свои лоснящиеся зады, и одобрительно щелкали языками. Им тоже хотелось заглянуть нам в глаза. Они, конечно, знали, что мы были счастливы! Они завидовали!..
Мы провели с Эллен ночь в джунглях, в шалаше из банановых листьев, она пела свадебную песню перед звездным алтарем. Не было на свете женщины прекраснее ее, не было в мире существа более мягкого, доверчивого…
Утром она послала меня разыскивать ручей. А когда я вернулся ни с чем, то застал ее одетой, европейской и недоступной, успевшей умыться. (Черные мальчишки из ближней негритянской деревни принесли ей воды.)
И теперь мы шли к аэродрому. Он уже был виден, стена джунглей осталась за спиной.
Мы взялись за руки.
— Я думаю, — сказал я, — что нам не так уж важно ждать здесь, в Африке, атомного ада. Надо поскорее удрать в Нью-Йорк.
Она усмехнулась и пожала мне пальцы.
— Глупый Рой, — только и сказала она.
— Разве… мы не вернемся вместе?
Эллен отрицательно покачала головой.
Я не знал, зачем она прилетела в Африку, я вчера встретил ее на аэродроме, и она сама придумала шалаш в джунглях…
— Все это была шутка? — хрипло спросил я.
— Нет, Рой, нет родной… Это не шутка. Я твоя жена… И ты мой муж… перед звездами, перед Вселенной!
— Так почему же?..
— Милый Рой, ни ты, ни я не принадлежим самим себе.
— Но друг другу? — протестующе воскликнул я.
— Только друг другу. И будем принадлежать, но… Вот уже и аэродром.
Нас провожала ватага черномазых ребят. Они показывали нам дорогу.
— Рой, вы хотите, чтобы у нас было столько детей? — спросила Эллен, доставая из сумочки пачку долларов и давая каждому по долларовой бумажке.
Негритята шумно закричали и убежали, унося нежданную добычу. Эллен грустно смотрела им вслед.
— Ну вот, Рой… Никогда не забывай этой ночи…
— Я не люблю слова «никогда».
— Никогда, — повторила Эллен. — Я тоже не хочу этого страшного слова. Мы ведь увидимся, Рой… Я не знаю когда, но мы увидимся…
Я чувствовал в себе пустоту.
— Вот и мой самолет! — грустно сказала она.
Мы шли по летному полю, мне хотелось кричать, выть, кататься по бетону дорожки.
Навстречу нам шел штатский в темных очках, которого я мысленно назвал детективом.
— Хэлло, Марта! — крикнул он Эллен. — Не хотите ли вы, чтобы самолет из-за вас задерживался?